Языковая норма

Для Косериу характерно понимание нормы, системы и речи как относительно самостоятельных уровней языка, отличающихся разной степенью абстракции; наивысшей степенью абстракции характеризуется система. Косериу частично использует положения Л. Ельмслева. Ельмслев также пользуется в работе дихотомическим членением, однако в другом терминологическом обозначении и с другим выделением уровней; под нормой он понимает язык в его материальной форме, которую он отграничивает от схемы, т.е. от языка в чистой форме, и узуса как совокупности приемов, принятых в данном социальном коллективе. Понятие нормы у Косериу (а также общее понятие нормы в нашей лингвистике) соответствует понятию узуса у Ельмслева.Косериу понимает под нормой систему обязательных реализаций, принятых в данном обществе и в данной культуре. Подпонятием „система" он понимает, напротив, систему возможностей, координат, которые указывают на открытые и закрытые способы реализации в речи, понятные данному коллективу. В более старом определении (после Семенюк самом последовательном) Косериу понимает норму как коллективную реализацию системы, которая опирается как на систему, так и на элементы, не имеющие функциональной (дистинктивной) нагрузки. H. Н. Семенюк заменяет триаду Косериу система—норма—речь измененной в понятийном и терминологическом отношении триадой „структура— норма—узус". Под структурой понимается внутренняя структурная организация, под нормой нормативные реализации (совокупность коллективных, традиционных реализаций структурных потенций языковой системы), а под узусом совокупность реальных употреблений языка (сюда включаются—в отличие от нормы—и употребления окказиональные, нетрадиционные и нерегулярные). Различение нормы и узуса мы находим уже в первых работах Б. Гавра- нека (Havránek 1932), хотя и в несколько другой формулировке, чем у H. Н. Семенюк. Недостаток определения нормы у Косериу как обязательной реализации системы некоторые советские лингвисты (напр., Скворцов 1970: 40) видят в ее статичности. Такое понимание исключает из нормы потенциальность, которая таким образом приписывается только системе. Поэтому эти лингвисты расширяют понятие нормы, различая норму реализованную (она тождественна норме в понимании Косериу) и норму, которая может быть реализована и которая включает в себя, следовательно, потенциальную сферу. Такое понимание препятствует отождествлению нормы литературного языка с представлением об идеальном недостижимом образце; оно находится также в соответствии и с подчеркиванием динамичности нормы, характерным для чешской теории литературного языка.

В чешской лингвистике проблематика нормы литературного языка основательно разработана. Отличительной чертой нормы по сравнению с нормой не литературных образований (особенно с нормой диалекта или так называемого народного языка), что отметил уже Б. Гавранек (Havránek 1938), является с языковой точки зрения ее упорядоченная структура и внутреннее расслоение (дифференциация), а с социальной точки зрения более высокая степень ее общеобязательности и ее сознательный характер (Normbewusstsein). С подчеркиванием большей нормированности литературного языка не вполне согласен К. Горалек (Ноralek 1954), указывая на то, что в литературных текстах встречается больше случаев нарушений нормы, чем в диалектах. Существенной различительной чертой, характеризующей в полной мере и с полной общественной силой только современные развитые литературные языки, является кодифицированность нормы, т.е. создание кодификации, осознаваемой и принимаемой в определенную эпоху данным языковым коллективом как набор обязательных правил для требуемого нормального употребления литературного языка. Литературная норма и ее развитие в этих языках регулируются кодификацией, ею обусловлены и находятся под ее сильным влиянием. С точки зрения специфически языкового и социального характера нормы литературного языка оказываются важными еще следующие признаки нормы или же требования, предъявляемые к ней: устойчивость (стабильность) литературной нормы, ее относительное единство и (функциональное) расслоение. Данные определяющие признаки, однако, следует рассматривать в диалектическом отношении к оппозиционным признакам и в диалектической напряженности с последними; эта напряженность проявляется и непосредственно в норме литературного языка. Это означает, что, например, требование стабильности следует привести в соответствие с естественной изменчивостью, которая свойственна языку как социальному явлению исторического характера. Этому отвечает понятие (принцип) гибкой (эластичной) стабильности, сформулированный уже В. Матезиусом (Mathesius 1932), а также принцип динамичности, динамического характера нормы, что вновь подчеркивается как в чешской, так и в советской лингвистике. Признак и требование единства литературной нормы вытекают из над территориального характера литературного языка пос равнению не только с территориально ограниченными образованиями, которыми являются диалекты, но и по сравнению с надтерриториальными обиходно-разговорными образованиями, которым свойствен признак значительной вариантности и региональности.