Вариантность нормы литературного языка

Вариантность нормы литературного языка связана с социальным функционированием литературного языка, с характером и составом носителей его нормы, с развитием литературной нормы, которое выражается в столкновении с нормами других образований национального языка, а также с нормами других иностранных языков, находящихся с ним в контакте. От вариантности литературной нормы, которая является проявлением внутреннего развития нормы и влияния внешних факторов и означает умножение изо функциональных средств, следует отличать как еще один признак литературной нормы ее материальную содержательность, сложность и расслоение. Этот признак вытекает из полифункциональности, из социальных потребностей в средствах выражения, которые данный язык должен удовлетворять. Признак содержательности и расслоения (стилистической дифференциации) литературной нормы при современном понимании литературного языка проявляется, например, в существовании специфических средств, письменных и устных, средств, относящихся к отдельным функциональным стилистическим слоям, средств интеллектуальных и эмоциональных (или шире экспрессивных).

Различение понятий (и терминов) норма и кодификация, с которыми в чешской лингвистике постоянно работают, начиная с 30-х годов, закрепилось теперь и в других лингвистических центрах, особенно в СССР и ГДР (ср., например, Lerchner 1972). Его используют и в практической деятельности по языковому воспитанию, а это препятствует при решении конкретных проблем литературного языка проникновению остатков более старого понимания нормы как свода правил, предписаний, чтобы с точки зрения современного понимания нормы не возникало путаницы нормы и кодификации. Различение обоих понятий, нормы и кодификации, делает возможным глубже и точнее понять реальное состояние литературного языка в данный период (как объективную норму) и его тенденций развития, а одновременно осознать задачу и значение кодификации (или же кодификаторов) литературного языка по отношению к современному состоянию языка и к его перспективному развитию, а также задачу кодификации в историческом развитии литературной нормы. В отдельных случаях у отдельных имен развитие литературной нормы может, собственно, отклоняться от предположительно общего развития под влиянием разных факторов (иногда и социальных); так, например, существительное huť 'металлургический завод'сохраняет под влиянием диалектного узуса тех языковых областей, в которых означенная реальность больше всего представлена, в род.п. ед.ч. форму huti (наряду с hutě), в общем у данного типа в значительной мере утрачиваемую. Признаку перспективности кодификации иногда противопоставляется ретроспективность также как ее естественный признак.Ретроспективность кодификации следует, однако, понимать в значении, уже указанном нами; ретроспективность постепенно развивается как результат упомянутой статичности кодификации.Следовательно, нет свойства, которое бы характеризовало кодификацию уже при ее возникновении; статичность можно преодолеть действием требования перспективности кодификации, т. е. ее направленностью на предположительное развитие.Отношение литературной нормы и кодификации, которое в современных развитых, стабилизированных европейских литературных языках выражается требованием адекватного отображения нормы в кодификации, не имеет всеобщего действия. Оно неприменимо не только ко всем современным литературным языкам, но и к литературным языкам более старшего периода. В развитии славянских литературных языков мы находим периоды, когда кодификация имела перед собой задачу создавать или досоздавать реальную литературную норму. Так было особенно при возникновении или „возрождении" некоторых литературных славянских языков в первой половине XIX столетия. При этом основа, на которую опиралась кодификация отдельных литературных языков, имела в соответствии с различными общественно-языковыми условиями отличный характер. Кодификация здесь часто связана с именами выдающихся деятелей культуры и науки (ср., например, роль грамматической кодификации Й. Добровского при создании и закреплении нормы нового литературного чешского языка, роль и значение кодификации Вука Караджича при возникновении, становлении и дальнейшем развитии сербохорватского языка и т.п.). В более древние периоды кодификация была ограничена прежде всего областью фонологии и морфологии; средства синтаксического и лексического уровня, которые более тесно связаны с использованием и функционированием в языковых реализациях, не были кодифицированы в той мере, как это делается теперь в развитых современных литературных языках. Их употребление было скорее обусловлено стилистическими нормами, связанными с определенными группами носителей литературного языка, речевые акты которых считались образцовыми, и дифференцированными по отдельным коммуникативным сферам. Оно было обусловлено— прежде всего в лексическом плане—также контекстом эпохи, который в свою очередь определялся коммуникативными потребностями, культурными влияниями и теоретическими позициями (пуризмом данной эпохи). Речь шла здесь, следовательно, о стилистических нормах, представленных определенными социальными группами пользователей и обусловленных влиянием культурных сфер, репрезентованных иностранными языками, например, французским или немецким, о требованиях в определенной коммуникативной сфере (например, научной), о существующей теории языковой культуры (обычно с применением пуристических требований). Литературная норма в прошлом часто была представлена образцовыми литературными произведениями (напр., в истории литературного чешского языка таким образцом в XVI веке и долгое время спустя была Кралицкая библия (Bible Kralická); и эти образцы выполняли функции, принадлежащие сегодня кодификации.

RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Этот сайт использует файлы cookies, чтобы облегчить вам пользование нашим веб-сайтом. Продолжая использовать этот веб-сайт, вы даете согласие на использование файлов cookies. Подробнее о том, как мы пользуемся файлами cookies и как ими управлять, вы можете узнать нажав на ссылку ниже.
Меню